Летающая В Темных Покоях, Приходящая В Ночи - Страница 18

Шифра прервала пение и спросила, по-прежнему глядя в окно:

— Эта ваша служанка… Вы когда-нибудь видели, как она входит в дом?

Раввин растерялся.

— Как она входит в дом? Да, конечно, я… то есть… — Тут Яков почувствовал еще большую растерянность. — Я… то есть… Я видел, как она входит…

— В комнату, — подсказала Шифра. — Я вот знаю, что в вашем доме большие сени. И вы обычно сидите в гостиной за столом. Так ведь? — Она отвернулась от окна и взглянула прямо в глаза раввину. Завороженный ее пристальным взглядом, раввин только кивнул.

— Служанка… как ее зовут? Лея? Ваша Лея входит в гостиную. Вот здесь вы ее видите. Но ведь вы не видели, как она входит в сени с улицы. Правда, рабби? — при последних словах Шифра понизила голос до шепота. — Правда?

Реб Яков вынужден был согласиться. Тревожное чувство, вытесненное раздражением, вновь вернулось. Он действительно никогда не видел, как его служанка входит в дом. И как она выходит — тоже ни разу не видел. Почему-то сейчас его тоже вдруг испугало это обстоятельство.

— Как вы догадались, Шифра? — настороженно спросил он. — Как вы догадались, что я никогда не видел ее входящей в дом?

Шифра, не сводя с него взгляда горящих глаз, ответила — прежним шепотом:

— Потому что я никогда не видела, как она подходит к дому. Ее вообще никто не видел на улице. Никто не видит, как она приходит в Яворицы. Никто не видит, как она уходит. И нет в Долиновке никакой старухи, сдающей комнату одинокой еврейке.

В комнате воцарилась глубокая тишина, окрашенная страхом. Шифра вздохнула, провела обеими руками по лицу, словно отгоняя дурной сон.

— Скажите, — спросила она, — скажите, целовала ли она мальчика, перед тем как уложить спать?

— Я… я не помню… — Раввин нахмурился. — Нет, этого я не помню в точности. Может быть, нет. Хотя… Да-да, конечно, она целовала его, теперь я вспомнил!

— Вот так во время поцелуя она и высасывала из него жизнь. Она — не человек, рабби, — сказала знахарка. И, наклонившись к самому уху раввина, добавила: — Она — астри.

Раввин отшатнулся от ее жаркого шепота.

— Кто-кто? — непонимающе спросил он.

— Астри, — повторила знахарка. — Демоница, питающаяся кровью. Она давным-давно живет в этом доме. Я говорила габаю, но он и слушать не хотел. Дом давно следовало сжечь.

Раввин поднялся. Он чувствовал странное головокружение. Ноги казались ватными. «Душа тела — в крови», — вспомнилось ему сказанное в Торе. И еще он растерянно подумал, что почему-то верит словам знахарки.

— Она погубила вашу жену, рабби, — сурово сказала знахарка. — Ей приходилось прятаться, пока вы не надумали завести служанку. Это ваше желание дало ей возможность открыто хозяйничать в доме. Теперь она губит вашего сына. Жизнь уходит из его тела.

— Боже… — прошептал реб Яков. — Но откуда она взялась?..

— Кто знает, откуда берутся эти чудовища. — Шифра покачала головой. — Говорят, от всех ошибок. Даже если человек выругается — от этого может родиться добрый десяток демонов.

— Неужели моему сыну нельзя помочь?.. — простонал раввин.

— Только если вы сумеете изгнать чудовище, заставить его уйти, — сказала Шифра твердо. — Но для этого нужно иметь бесстрашное сердце. Запомните: астри имеет облик не человеческий, а дьявольский, жуткий. Чтобы отвести глаза тем, кто на нее смотрит, она должна проглотить щепотку соли или съесть крошку хлеба. Тогда вам кажется, что перед вами женщина, причем точь-в-точь такая, какую вы ищете… Вы ведь соль по-прежнему держите в сенях?

Раввин кивнул, весь обратившись в слух.

— Так вот: ступайте домой и подмените соль. А хлеб вовсе уберите. И внимательно осмотрите все, чтобы там ни крошки нигде не осталось. Ждите, пока она войдет.

— Но чем же я подменю соль? — растерянно спросил Яков.

Шифра вздохнула.

— Этого я не знаю, — призналась она. — Это вы должны придумать сами. Только учтите: то, что вы положите в солонку, на вкус не должно отличаться от соли. Иначе астри заметит подмену и не покажется вам на глаза. А вы должны увидеть ее в истинном облике и тогда заклясть молитвой. Только в этом случае ваш сын выздоровеет.

…В то утро случилась в Яворицах страшная гроза — что само по себе казалось странным. Ведь зимой гроза — что может быть удивительнее? А тут — с громом, с молниями, да еще с какими! Словно какая-то могучая сила разрывала небесный шатер пополам. И то сказать — раскаты грома иной раз бывают похожими на звук рвущегося полотна, только тысячекратно громче.

И мало того, что гроза. Тучи, нависшие над местечком, были столь черны, что день был темнее ночи. Люди принуждены были зажигать свечи, дабы заниматься обычными домашними делами.

Раввин Яков Гринберг не спал. Он сидел в старом кресле и ждал. Тьма в комнате была кромешная, только изредка прорезавшаяся вспышками молний. И тогда лицо рабби Якова могло бы поразить случайного свидетеля своей мертвенной синевой и недвижностью.

Но свидетелей не было, он был совершенно один в доме.

Ближе к полуночи Яков услышал в сенях осторожные шаги. Потом знакомый голос — голос служанки Леи — произнес:

— Рабби, вы еще не спите?

Сердце Якова гулко ударило. Он даже подумал, что эхо от этих ударов можно было услышать и в сенях, где остановилась эта женщина.

Но то был всего лишь гул в ушах, который слышал он и только он. Яков собрал все силы и ответил так, чтобы голос его не выдал:

— Нет, я не сплю, Лея. Входи.

Но служанка не вошла. Она — раввин слышал это — ходила по сеням, передвигала какие-то ящики, коробки. Судя по звукам, ее нетерпение возрастало. Наконец шаги замерли: видимо, Лея нашла то, что искала. Рабби Яков знал теперь совершенно точно: она искала соль.