Решив, что ребенок заболел, реб Яков подхватил его на руки, завернул в теплое одеяльце (дело было уже зимой) и побежал к Шифре, жившей через два дома от него.
Та еще не спала, сразу же открыла дверь на его стук. Раввин, путаясь в словах, кое-как объяснил старухе, что, дескать, вот — у мальчика жар.
Знахарка внимательно осмотрела малыша. Ее лицо стало очень озабоченным, она несколько раз покачала головой. Раввин с тревогой ждал ее слов. Шифра что-то пошептала над мальчиком, Хаим несколько раз сонно моргнул глазками и уснул. Отец его облегченно вздохнул. Но, видя странное выражение лица знахарки, вновь взволновался.
— Что с ним? — шепотом спросил он. — Что с моим сыном, Шифра?
— Странная у него болезнь, — пробормотала Шифра, продолжая пристально вглядываться в спокойное лицо мальчика. — Очень странная… Скажите-ка, рабби, уж не серчайте на соседку, но сдается мне, что мальчик за последнее время изрядно исхудал, правда?
Раввин нахмурился. Похоже, свалив все дела на служанку, он стал меньше обращать внимание на сына.
— Нет, я так не думаю, — сказал он, словно оправдываясь. — Хаим живой мальчик, очень подвижный. Правда, он еще не ходит…
— А надо бы, — сказала знахарка. — Когда я присматривала за ним по вашей просьбе, рабби, он ведь уже начал ходить. Сейчас, говорите, совсем не ходит?
Успокоившийся было раввин снова встревожился.
— Совсем, — сказал он чуть растерянно. — Я даже не обратил внимания.
Шифра откинула покрывало, которым был накрыт мальчик, и осторожно ощупала его ножки. Старчески искривленные и узловатые ее пальцы задержались на припухлых детских коленках. Она задумалась. Раввин почувствовал, как смутное беспокойство вновь зарождается в его душе.
Знахарка укрыла мальчика, провела коричневым пальцем по его открытому лбу. Поджала губы, отошла от лежанки. Поманила раввина за собой. Они сели за стол у окна.
Шифра долго молчала, глядя перед собой. Брови ее были нахмурены. Раввин тоже молчал, изредка поглядывал в сторону мирно спящего Хаима.
— Рабби, — сказала вдруг Шифра, — это не простая хворь.
— Не простая хворь? Что вы имеете в виду, Шифра?
Знахарка вновь замолчала. Казалось, она хочет что-то сказать Якову, но по какой-то причине не решается это сделать. Наконец, приняв решение, Шифра пристально посмотрела на раввина и спросила:
— Вы знаете историю дома, в котором поселились?
Не ожидавший такого вопроса Яков-Лейзер только удивленно посмотрел на нее.
— Значит, не знаете, — сказала Шифра. — Очень плохо. Я ведь говорила… Ну да что уж сейчас, — оборвала она сама себя. — В вашем доме, реб Яков, жил когда-то мельник по имени Иосиф. Его жена умерла ровно через год после свадьбы.
Раввин почувствовал себя неуютно. Шейна тоже умерла через год после свадьбы. Шифра не замечала его состояния. Она смотрела в темное окно прозрачными стариковскими глазами и говорила сухим надтреснутым голосом.
— В ее смерти было много непонятного. Очень много непонятного, чтобы не сказать больше… С тех пор прошло много времени, никто толком не помнит… Но говорят, будто жизнь из нее словно вытекала день за днем. Будто кто-то выпивал из нее веселость, молодость… — Шифра замолчала.
— Моя жена, да будет благословенна ее память, умерла от потери крови при родах, — раздраженно сказал раввин. — Она всегда была болезненной. Вы сами это знаете. Вы сами это видели. И я не понимаю, при чем тут какая-то старая история. И при чем тут болезнь моего сына.
— Да, — ответила Шифра. — Я видела, что у нее началось кровотечение. Но стало ли оно причиной ее смерти — этого, реб Яков, я вам не скажу.
Реб Яков хотел было возразить знахарке, что, мол, хватит с него всех этих диких суеверий, но вдруг словно наяву услышал голос покойной жены: «Мне страшно… Мне кажется, что за мной следит кто-то недобрый…»
Словно наяву.
Раввин вздрогнул, испуганно взглянул на сына. Потом снова на Шифру.
— Что вы хотите этим сказать, Шифра? — спросил он осторожно. — Что вы имеете в виду, говоря, что моя жена умерла не от горячки? От чего же, в таком случае?
Шифра, кряхтя, поднялась со своего места, подошла к ящику, стоявшему в углу. Что-то прошептала, порылась в ящике, вытащила оттуда какой-то предмет.
— Вот, посмотрите, реб Яков, — сказала она, вернувшись к столу. — Вот. — И Шифра положила найденный предмет перед раввином. — Что скажете?
Предмет оказался обычным кухонным ножом, только почему-то с почерневшим лезвием.
— А что я могу сказать? — Раввин воззрился на знахарку.
— Ваша жена, рабби, пожаловалась на непонятную слабость и хвори. Я решила, что, возможно, ее сглазили. И написала ей заговор…
— Так это вы написали? — скривился раввин. — Что-то насчет трех женщин?
Шифра кивнула и продолжила:
— А нож, который дала ей я, она положила в изголовье. Только в тот момент он выглядел иначе. — Знахарка перевернула нож и показала раввину другую, зеркально сверкавшую сторону лезвия. — А наутро та сторона, что была повернута к ребецен, почернела. Да вы сами видите.
— И что же это означает? — спросил раввин, хмурясь.
— А что вы можете сказать о вашей новой служанке? — спросила в свою очередь знахарка.
И вновь здравый смысл заставил раввина возмутиться.
— Боже мой, Шифра, уж не хотите ли вы сказать, что у нее дурной глаз и оттого Хаим похудел?! — раздраженно воскликнул раввин. — Вы же умная женщина, Шифра! Что за глупости вам приходят в голову? И при чем тут несчастная Шейна?
Знахарка словно не замечала его раздражения. Она смотрела в темное окно и чуть раскачивалась из стороны в сторону. Раввин с испуганным удивлением услышал, что старуха бормочет себе под нос унылую однообразную мелодию. «Только сумасшедшей мне сейчас не хватает», — подумал он.