Летающая В Темных Покоях, Приходящая В Ночи - Страница 51

— Здравствуйте, реб Хаскель! — воскликнул Ротшильд. — Слава Богу, мы вас дождались! — И он начал взволнованно трясти руку яворицкого моэля, да так энергично, что у бедного Хаскеля голова задергалась, а зубы застучали. Хаскель осторожно высвободил свою руку из энергичной руки неизвестного Ротшильда и поинтересовался:

— А что за дело у вас до меня, молодой человек?

При этом он тайно надеялся, что «Ротшильду» позарез понадобились краска, известка, а также малярные кисти и щетки. Он уже даже прикинул, сколько и почем можно будет всучить этому богачу залежалый товар и на сколько копеек завысить для начала цену. «Почему нет? — подумал Хаскель. — Ротшильд тоже иногда делает ремонт в своем доме».

Но надеждам не суждено было сбыться.

— Какое же может быть дело к моэлю? — всплеснул руками Ротшильд. — Сын у меня родился, нивроку, почти десять фунтов, карапуз! — И он радостно захохотал. — И аккурат неделю назад. Так что надо бы сделать то, что положено делать новорожденному на восьмой день, верно, реб моэль? — Ротшильд ткнул локтем реба Хаскеля в бок и весело ему подмигнул. — В общем, реб Хаскель, берите-ка свои, как говорится, инструменты, да и поедем.

— Прямо сейчас? — растерялся моэль. — Я и лавку еще не открыл, а утром у нас самая торговля идет.

— Но как же иначе?! — воскликнул Ротшильд. — То есть, я понимаю, конечно, что у вас дел много, вам надобно в лавке быть, как же без хозяина. Но ведь ваша глубокоуважаемая супруга может вас подменить, разве нет? И вы не волнуйтесь, реб Хаскель, зная вас как человека бескорыстного и щедрого, я, конечно, не стану оскорблять вас большими деньгами за ваше искусство…

Тут Хаскель тотчас решил, что никуда не поедет, и уже открыл было рот заявить о том.

— …Но уж такую безделицу, как десять карбованцев, вы, надеюсь, примете без обиды, — закончил Ротшильд и пытливо заглянул Сандлеру в глаза. Хаскель чуть не прикусил язык. То, что незнакомец назвал безделицей, составляло выручку его лавки от Пейсаха и до Швуэс. И это в хорошее время.

— Десять карбованцев? — повторил он и даже всхлипнул от удивления.

Тут, словно услышав, на пороге появилась Ривка Сандлер. Вместо того чтобы напуститься на опоздавшего мужа, она приветливо улыбнулась.

— Поезжай, Хаскеле, — ласково сказала она. — Я тут пока и сама справлюсь. Сделай святое дело, нельзя же, в самом деле, отказывать доброму человеку.

— Но если вы заняты, реб Хаскель, я попрошу Вольфа Гринберга, — обеспокоенно сказал счастливый папаша. — Мне бы очень не хотелось, но если вас не уговорить…

— Я сейчас! — воскликнул Хаскель Сандлер и бросился в дом, едва не сбив с ног жену. Через мгновенье он вновь показался на крыльце, но теперь у него в руках была сумка, в которой он держал все необходимое для бриса. — Едем! Как вас зовут?

— Ошер меня зовут, — с готовностью сообщил незнакомец. — Ошер Медник. Вы, конечно, обо мне слышали — у меня дело в Полтаве, три дома в Лубнах. А прошлым летом купили мы Старую усадьбу, знаете? Тут недалеко.

Имя Ошера Медника ничего не говорило Хаскелю, но он кивнул и даже изобразил на лице приветливую улыбку — мол, как же, как же, господин Медник, кто ж вас не знает! Что до Старой усадьбы, то это место Сандлер, конечно же, знал. Как знали все яворичане, евреи и неевреи. Старой усадьбой называли почерневшие, диковатого вида развалины, оставшиеся еще со времен хмельнитчины. Казаки тогда сожгли поместье какого-то польского графа, да так никто его никогда больше и не восстанавливал. Нужно было просто не знать, куда девать деньги, чтобы потратить их на покупку такого мрачного места. Да еще с дурной славой — говорили, будто там являются привидения то ли головорезов, некогда наводивших ужас на всю округу, то ли их жертв, то ли хозяина-графа, сошедшего с ума, как рассказывали, да и поджегшего однажды собственную усадьбу.

А еще вертелась у Хаскеля в голове какая-то смутная старая история, случившаяся с Шифрой, яворицкой знахаркой и повитухой. Что, мол, она однажды зачем-то туда, в Старую Усадьбу, попала, и было с ней там какое-то невероятное происшествие. Но только никак не мог вспомнить Хаскель, что именно случилось с повитухой. «Может, ничего и не случилось», — подумал он осторожно.

Словно прочитав его мысли (а тут и читать особо нечего было — сомнения разом отразились на лице нашего моэля), Ошер Медник поспешно сказал:

— И ведь никто не хотел восстанавливать, надо же? Так я нашел наследников его аж в самом Париже! Заплатил им пятьсот карбованцев, а после еще пятьсот выложил за перестройку. Недешево, но зато красиво-то как получилось! Да вы и сами все увидите. А какой там воздух! Какая речка! Какие поляны!

У Хаскеля как на десяти рублях начала кружится голова, так и не прекращала. А услыхав о пятистах, а потом и еще о пятистах, он и вовсе онемел. Только молча покивал головой, махнул рукой Ривке и пошел к крытой повозке.

Но реб Ошер вдруг остановил его.

— У меня там гости сидят, реб Хаскель, — с коротким смешком сказал он. — Не успел заехать, а они тут как тут, будто сельди в бочке. Так уж вы, будьте так добры, поезжайте за мною на своей повозке. Ничего, вы не волнуйтесь, я знаю, каково лошадь свою лишний раз гонять. Так я заплачу вам и за то, добавим вам еще по карбованцу за каждое копыто. По рукам, реб Хаскель?

Кто бы отказался от такого щедрого предложения? Уж только не Хаскель Сандлер. Он даже не понял, какие же это гости сбежались в такую рань к богатой повозке неизвестного в Яворицах богача. Только бросился в сарай, где держал старую свою безропотную клячу, которую когда-то в сердцах назвал Лентяйкой. Быстро запряг ее в такую же старую, видавшую виды телегу. Ривка что-то крикнула ему вслед, но он даже не оглянулся.